Чья свобода важнее. НБУ и рынок спорят о валютном законе

Заместитель директора Центра экономической стратегии Мария Репко и заместитель председателя НБУ Олег Чурий обсуждают плюсы и минусы законопроекта «О валюту»

Президент Петр Порошенко на недавней встрече с бизнесом пообещал скорую валютную либерализацию, передав в Верховную Раду законопроект «О валюте», разработанный НБУ. Документ зарегистрирован в парламенте 19 марта с пометкой «определен как неотложный», – пишет «Лига. Финансы».

Рынок положительно воспринял это событие. Как отмечают создатели закона, он основан на принципе “разрешено все, что прямо не запрещено”. Документ заменит валютный декрет Кабмина, который действует с начала 90-х. Новый закон сразу отменит некоторые валютные ограничения (индивидуальные лицензии для физлиц, валютный контроль для операций ниже 150 000 грн, обязательная регистрация кредитов от нерезидентов), но более сотни разных регуляторных актов НБУ останутся в силе.

Это ключевая претензия рынка к новому закону: основные ограничения, которые с марта 2015 года и до сих пор действуют на валютном рынке (для бизнеса это обязательная продажа валютной выручки, жесткие нормативы валютной позиции банков, лимиты на вывод дивидендов и т.п.), Нацбанк снимать пока не намерен. Более того, регулятор настаивает на сохранении своего права в дальнейшем ограничивать рынок, когда и как он посчитает нужным.

Почему это не нравится банкирам и бизнесу, какие альтернативы есть у действующей редакции валютного закона, как независимость НБУ может оказаться под угрозой и почему депутаты согласятся на либерализацию только при условии амнистии капиталов?

Об этом в интервью-дискуссии спорили замглавы НБУ – куратор “валютного направления” регулятора Олег Чурий и замдиректора Центра экономической стратегии Мария Репко. Модерировал беседу корреспондент LIGA.net Сергей Шевчук.

О валютном законе и свободе НБУ

Для начала вопрос к Олегу: ваш валютный закон в целом хвалят, но есть и опасения. Ничего не помешает Нацбанку и дальше сохранять валютные ограничения, из-за этого вся либеральность закона останется только на бумаге. Что НБУ отвечает на такую критику?

Олег Чурий: Нацбанк, разработав предложения к этому законопроекту, обсудил их с экспертами, банковскими ассоциациями и бизнесом, и нынешняя версия законопроекта – плод совместного труда.

Часть ограничений уйдет сразу со вступлением в силу закона. Во-первых, мы отменим индивидуальные валютные лицензии, оставив на первое время только определенные лимиты на инвестирование за рубеж. Во-вторых, уберем регистрацию кредитов от нерезидентов – этим будут заниматься сами банки, а нас они должны уведомлять лишь для сбора статистики. Третье – полностью уберем валютный контроль ниже граничной суммы финансового мониторинга в 150 000 грн. Это как раз то предложение рынка, с которым мы согласились.

Почему именно это?

Наш анализ показал, что ниже этой пороговой суммы проходит около 40% операций, но если брать в суммах, то это всего 3% от всех экспортно-импортных сделок. То есть это ограничение абсолютно неэффективно и при этом создает громадную административную нагрузку и на банки, и на клиентов: банки должны отслеживать сроки возврата валютной выручки, составлять отчеты и т.п.

 Были еще какие-то предложения со стороны рынка? 

Да, компании часто жаловались на откровенно репрессивную меру, когда налоговые органы могли инициировать полную остановку внешнеэкономической деятельности за срыв сроков возврата валютной выручки. Причем вне зависимости от суммы: могли наказать даже за нарушение в один доллар. Это тоже довольно бессмысленная и очень коррупционная норма. Мы ее уберем. Также мы сошлись во мнении, что надо убрать штрафы в сумме транзакции за нарушения валютного законодательства. На данный момент у Нацбанка как регулятора банковской системы есть разработанная система штрафов, которая исходит из процента от уставного капитала, но никак не зависит от суммы транзакций. Все это изменения, которые рынок почувствует сразу же, как только закон “О валюте” вступит в силу. Поэтому неправильно говорить, что ничего не изменится.

Мария, вы довольны законом в текущей редакции? Какие предложения со стороны рынка НБУ не захотел принимать? Чем это мотивировали? 

Мария Репко: Закон действительно хороший и очень либеральный. Он даже близок к идеалу, но есть нюанс: у Нацбанка остается очень много свободы. Это пугает не только нас, как экспертов, но и рынок. Потому что возможности НБУ ограничивать и запрещать очень широки. Никто при этом не спорит, что у Нацбанка должны быть рычаги влияния на рынок, он должен быть независимым в своих решениях. Но хотелось бы, чтобы в законе были прямо прописаны границы полномочий регулятора. Сейчас они фактически безграничны.

Почему вы считаете, что это опасно? 

У нас в стране за 26 лет было 22 правительства, 10 месяцев НБУ оставался без постоянного руководителя. Мы знаем, что правление и совет Нацбанка имеют разные взгляды на некоторые вопросы монетарной и валютной политики. Рынку хочется, чтобы вне зависимости от того, кто сядет в кресло главы НБУ, он действовал в соответствии с либеральным духом закона. В этой редакции регулятор может делать все что угодно. Закон направлен на свободное развитие валютного рынка по принципу “разрешено все, что прямо не запрещено”, но сама буква закона этого не предусматривает.

Что конкретно вы имеете в виду: как именно можно ограничить Нацбанк? 

Например, можно прописать, что НБУ имеет право устанавливать валютные ограничения не более чем на 6 месяцев. По прошествии этого срока для того, чтобы продлить админмеры, регулятору потребуется согласование с другим органом. В этой редакции такой пункт есть в искаженном варианте: нужно какое-то “подтверждение” от Совета финансовой стабильности, который, во-первых, не имеет статуса органа власти и, во-вторых, получает всю аналитику от Нацбанка, то есть очень зависит от мнения НБУ. И в-третьих, в Совете нет ни одного агента, который был бы заинтересован в экономическом росте: там, грубо говоря, заседают одни риск-менеджеры. Это правильно, но руководствоваться логикой одних только рисков по принципу “как бы чего не вышло” – это тоже не очень разумно. Из-за этого у нас всегда такая закрытая экономика и, по сути, неработающий валютный рынок. А нужна золотая середина между рисками и экономическим ростом.

Банки поддерживают идею с шестью месяцами?

У них другое предложение: они вообще хотят, чтобы перечень валютных ограничений был установлен прямо в этом законе. Плюс конкретные условия, при которых эти ограничения могут быть введены.

Вы с этим согласны? 

В части, что нужно прописать условия для продления валютных ограничений, – да.

А какой орган может заменить Совет финстабильности, если мы говорим, что НБУ должен согласовывать ограничения? 

Сложно сказать. Верховная Рада, Кабмин. Это вопрос для дискуссии, причем в широком кругу и стейкхолдеров и бизнеса.

Вы не видите в этом риск возникновения дополнительной бюрократии и политических торгов в ситуации, когда часто нужно действовать очень быстро? 

Я не говорю, что включение в эту схему парламента или Кабмина – это оптимальный вариант, но это точно тот вопрос, который нужно обсудить. У Нацбанка не отбирают право вводить ограничения: они просто автоматически теряют силу шесть месяцев спустя. Чтобы их продлить, нужно мнение разных людей, которые должны одновременно согласиться с тем, что стране действительно угрожает опасность. Да, здесь есть риск политического злоупотребления, но в ситуации, когда у Нацбанка остается огромная свобода одной подписью на полгода вводить парализующие рынок меры, тоже нужен определенный предохранитель.

НБУ в ответ на это апеллирует к угрозе своей независимости. Олег, это ваш единственный аргумент, или есть еще что-то? 

Олег Чурий: Для начала хочу подчеркнуть, что мнение экспертного и банковского сообщества далеко не однородно, есть разные мнения. При этом полномочия, которые предусматривает для Нацбанка проект закона “О валюте”, ничем не отличаются от тех, которыми он располагает сегодня. Закон “О Национальном банке” четко определяет, что основными функциями Нацбанка являются обеспечение ценовой и финансовой стабильности, а также способствование экономическому росту, если это не противоречит первым двум. Чтобы выполнять этот мандат, нам нужен инструментарий и полномочия его использовать. Если их ограничат каким-то образом, мы не сможем оперативно влиять на рынок в критических ситуациях.

Как во время кризиса влияет ограничение независимости Нацбанка с помощью какого-либо дополнительного органа, дающего добро на использование антикризисных мер, хорошо демонстрирует опыт 2014-2015 годов. Если бы мы тогда не ввели быстро ограничения, невзирая на очень острую критику, ситуация могла бы полностью выйти из-под контроля. Вы не представляете, что здесь происходило в марте 2015 года, когда вводились ограничения: нам звонили отовсюду, из госорганов, с требованием вернуть все назад.

Самое страшное для регулятора – это вовремя не отреагировать на угрозы для макроэкономической и финансовой стабильности. А попытки ограничить наши полномочия с помощью списка условий, при которых мы можем вводить ограничения, или исчерпывающего перечня ограничений сильно повлияют на наши возможности предотвращать и преодолевать кризисы. Особенно если учесть, что очень часто кризисы возникают неожиданно, их невозможно предсказать.

Подтверждение тому – глобальный финансовый кризис 2008 года. Буквально за месяц до банкротства Lehman Brothers ведущие международные организации и банкиры инвестиционных и коммерческих банков говорили, что мы живем во времена, когда кризисы уже не происходят. А вскоре после этого все взорвалось. И одной из проблем у многих регуляторов и в Соединенных Штатах, и в Европе было отсутствие определенных полномочий для реакции на кризис. Так, ФРС не имела полномочий поддержать страховые компании, ту же AIG с огромными объемами контрактов по деривативам, банкротство которой грозило банкротством всей финансовой системы. Поэтому в США необходимо было срочно менять законодательство в разгар кризиса, который иначе вышел бы из-под контроля. Этот опыт показал, что тот, на ком лежит ответственность за финансовую стабильность, должен быть наделен и соответствующим инструментарием с возможностью его использовать.

Ваша позиция категорична, или есть некий компромисс, на который НБУ может согласиться? 

Сама постановка вопроса мне кажется не очень правильной: Нацбанк был одним из инициаторов и разработчиком, как говорят, прогрессивного закона, который дает зеленый свет для полномасштабной валютной либерализации, и в ответ на это получает попытки ограничить его полномочия и что-то ему запретить. Мы исходим из того, что, да, мы готовы проводить либерализацию при благоприятных условиях, но у нас также должна остаться и возможность реагировать на вызовы в случае будущих кризисов.

Мы не можем угадывать будущее и заранее знать, какой будет природа следующего кризиса, какие финансовые сферы он затронет (например, какое место будет занимать тот же финтех в будущем), и какие инструменты нам понадобятся, чтобы его погасить. Как можно в законе, который мы принимаем на годы и десятилетия, прописать какие-то конкретные вещи? Именно потому предложенный проект закона “О валюте” рамочный и не содержит специфики. Иначе он попросту быстро устареет и превратится еще в один декрет о валютном регулировании, который принимался как временная мера, чтобы остановить отток капитала из Украины в начале 1990-х, но прожил 25 лет.

Мария Репко: В этом им проблема: мы и так годами живем в этом ручном режиме управления, который чиновники очень любят. Им так удобно. Та же норма об обязательной продаже валюты: ее давно уже можно было отменить, но нет, мы предпочитаем и дальше по уровню экономических свобод оставаться на уровне даже не Гондураса, а Венесуэлы. Компромисс, который мы предлагаем, – это неоспоримое право Нацбанка ограничивать то, что он посчитает нужным, на шесть месяцев, дальше согласование с каким-то органом, но не более трех раз подряд. А потом в течение года ничего больше вводить нельзя. Иначе держать ограничения будут еще очень долго.

Олег Чурий: Я бы, возможно, согласился, если бы не международный опыт. Мы недавно встречались с коллегами из Исландии: у них кризис разразился в 2008 году, а последние ограничения они сняли только в 2017-м. Причина в том, что у регулятора всегда на чаше весов лежат две вещи: либерализация, которая способствует развитию экономики, и финансовая стабильность, которая является главным базисом для устойчивого роста. И это компетенция регулятора решать, можем ли мы дальше проводить либерализацию таким образом, чтобы не повлиять на финансовую стабильность. Мне очень нравится выражение “нельзя построить дом на болоте”. Если нет финансовой стабильности – не будет и стабильного экономического роста. Сначала нужно высушить болото, потом залить фундамент, и только потом можно начинать строить дом.

Об ограничениях 

Что говорили на рынке после введения ограничений 2015 года?

Мария Репко: Реакция бизнеса была действительно очень острой… 

Олег Чурий: Она была истеричной.

Мария Репко: Этому есть причина: достаточно посмотреть на платежный баланс и цифры прямых иностранных инвестиций. После того как запретили выводить дивиденды, они стремительно упали. ПИИ в небанковский сектор не восстановились до сих пор, хотя к прежнему уровню давно вернулись цены на акции украинских компаний в Польше и Лондоне. Риски абсолютно такие же, как и внутри Украины, кроме одного: покупая украинский актив на Западе, инвестор понимает, что в случае чего он может его спокойно продать, спокойно получить прибыль. В Украине таких возможностей нет.

То есть главный риск для инвестора в том, что даже если Нацбанк сейчас снимет все ограничения, он завтра может вернуть их обратно? 

Да. Это еще один момент, в отношении которого мы сходимся во мнении с банковским сообществом: нужно законодательно запретить ограничения регулятора на вывод дивидендов, например, на ближайшие пять лет. И тогда инвесторы не будут бояться заходить сюда. И у нас появится шанс безболезненно расплатиться по долгам, потому что их у нас много, и в основном в долларах. А где этот доллар брать, если никто не будет вкладывать его в Украину?

Почему Нацбанк не хочет смягчить свою позицию по поводу ограничений? С начала кризиса прошло уже три года, тогда жесткие меры были оправданными – что вас удерживает от более серьезной либерализации сейчас? 

Олег Чурий: Нацбанк не хочет отказываться от широких полномочий исключительно на случай нового кризиса. Но это не означает, что мы не намерены проводить либерализацию. После введения антикризисных ограничений в марте 2015 года мы не ввели ни одного нового, только снимали их. У нас есть дорожная карта по либерализации, в каком порядке снимать ограничения, чтобы не навредить экономике. Приоритеты известны: это приток ПИИ и экспорт-импорт. И большую часть этих ограничений мы уже сняли или существенно их смягчили. Мы разрешили репатриацию дивидендов по $7 млн в месяц за все предыдущие годы – это затрагивает 99% компаний. Определенные сложности для вывода возникают, как правило, только у крупнейших предприятий, и то часть из них – это украинские бизнесы, просто зарегистрированные в офшорных зонах.

Как вы смотрите на законодательный запрет для НБУ как-то ограничивать вывод дивидендов? 

Олег Чурий: Создание благоприятных условий в Украине для притока иностранных инвестиций, безусловно, приоритет для нас. Но я не думаю, что такой запрет – это вещь, которую можно “продать” иностранным инвесторам. Что им нужно? Вот недавно Европейская бизнес-ассоциация с Dragon Capital и, кстати, с Центром экономической стратегии проводила опрос, чего опасается бизнес в Украине, какие видит проблемы. Первое – это коррупция, второе – недоверие к судебной системе, дальше – высокий уровень монополизации и олигархи, потом военный конфликт с Россией, нестабильная валюта (это, вероятно, остаточная реакция на колебания курса) и финансовая система. Валютные ограничения находятся только на девятом месте.

Но все-таки они в этом списке по-прежнему есть.

Олег Чурий: Да, и мы понимаем, что валютные ограничения надо отменять, но мы делаем это постепенно – так, чтобы это не повлияло на валютный рынок и, как следствие, финансовую систему. Что еще важно инвестору – он должен понимать, что регулятор в случае необходимости сможет вмешаться и решить кризисную ситуацию. Представьте: мы прописали запрет на репатриацию дивидендов в какой угодно ситуации, но у нас вдруг случилось что-то серьезное, и в стране образовалась нехватка валюты. Например, стране нужна валюта, чтобы покупать ядерное топливо или другой критичный импорт. Но вместо этого валюта идет на выплаты за границу дивидендов одной из украинских групп – владельца супермаркетов, зарегистрированного в офшорной юрисдикции. Мы не можем отказаться от ограничений: да, будет больно, затронет многих, но без этого не обойтись.

Какой у вас план, что будете отменять в ближайшее время? Есть что-то такое, что вы железно отмените только в самую последнюю очередь?

Олег Чурий: В приоритете у нас прямые иностранные инвестиции. Мы намерены полностью снять ограничения на репатриацию дивидендов. Также для экспортеров – снижение норматива обязательной продажи валютной выручки. И в скором времени мы будем снимать ограничения для банков.

По валютной позиции?

Олег Чурий: Да, и по так называемой нетто-покупке в валютную позицию в течение дня. За счет этого ликвидность межбанковского валютного рынка вырастет, что даст большой толчок для его развития.

О каком временном горизонте идет речь? 

Олег Чурий: У нас нет временного горизонта – постоянно приходится корректировать планы. В начале прошлого года мы рассчитывали увеличить резервы до $23 млрд к концу 2017-го, по факту получилось чуть больше $19 млрд. А в этом году должны были достичь почти $30 млрд, но это вряд ли возможно. К тому же возникла задержка с МВФ: к сожалению, все происходит не так, как мы ожидали. Рынок еврооблигаций не так благоприятен для нас, насколько хотелось бы.

Правда, мы видим приток валюты от нерезидентов, инвестирующих в гривневые ОВГЗ, и возобновление предложения валюты от экспортеров. Это позволило нам купить в международные резервы с начала года около $750 млн, а также в марте расширить возможности для репатриации дивидендов и досрочного погашения внешних кредитов. Если дальше увидим, что ситуация благоприятная, то, конечно, будем снимать ограничения более динамичными темпами. Чем скорее вырастут резервы, чем скорее произойдет пересмотр программы сотрудничества с МВФ, тем активнее будет и либерализация.

Мария, бизнес устраивает такая риторика Нацбанка? Вы совпадаете во взглядах? 

Мария Репко: По поводу опроса: Олег не показал очень важного момента. В прошлом году по итогам такого же опроса валютные ограничения занимали не девятое, а четвертое или пятое место. То есть находились гораздо выше. Актуальность ограничений снизилась как раз после того, как Нацбанк немного “открутил” дивиденды. После этого, кстати, начал расти и объем ПИИ в небанковский сектор. (Чистый приток прямых иностранных инвестиций в реальный сектор вырос с $1,1 млрд в 2016-м до $1,8 в 2017 году. – Ред.) 

Олег Чурий: Я бы не стал проводить прямую корреляцию между нашими ограничениями и ПИИ, там есть много факторов…

Мария Репко: Безусловно. Но опрос показателен: восприятие у людей сдвинулось. Да, мы не сможем глобально улучшить инвестклимат одними только действиями НБУ, потому что важно, чтобы и другие делали свою работу – тот же Минфин. Но действия НБУ не должны быть “бутылочным горлышком”, как сейчас.

Что касается офшоров, когда мы пытаемся бороться с ними с помощью валютных ограничений, все выглядит так, будто мы микроскопом забиваем гвозди. Потому что нормальный бизнес от этого только страдает, а те, кто хотели выводить деньги, уже давно нашли способ, как эти ограничения обойти. Это вопрос трансфертного ценообразования, СБУ…

Олег Чурий: Офшоры – это более широкая тема, потому что это не только способ вывода денег, но еще и вопрос защиты прав инвестора и в целом собственности.

Мария Репко: Да, все понимают, что в любую секунду тебя могут отрейдерить или устроить маски-шоу.

О законах и Верховной Раде

Президент на встрече с бизнесом сказал, что валютный закон был разработан НБУ по его инициативе. Это правда?

Олег Чурий: На самом деле идея закона давно витала в воздухе: она неоднократно обсуждалась на Нацсовете реформ, который возглавляет президент. Плюс Соглашение об ассоциации с ЕС предусматривает в конечном итоге переход к свободному движению капитала. То есть, по сути, разработка этого закона – это наше обязательство перед международными партнерами.

Но раньше мы гасили кризис. Когда ситуация стабилизировалась, мы после одного из таких обсуждений создали инициативную группу в Нацбанке, поскольку посчитали, что это наша компетенция, и привлекли в нее экспертов от Еврокомиссии в рамках проекта EU-FINSTAR. Очень активное участие в разработке законопроекта также принимали специалисты МВФ, у которых есть громадный опыт разработки аналогичного законодательства в других странах. Подготовленный законопроект мы обсудили с бизнесом, банками, экспертами, депутатским корпусом и учли их видение. Также технически документ дорабатывали юристы Администрации президента. После рассмотрения документа на Нацсовете реформ президент подписал его и подал в Верховную Раду как “неотложный”. Мы со своей стороны будем принимать активное участие во встречах с нашим профильным комитетом и народными депутатами в целом, чтобы в итоге законопроект не “запылился” в парламенте. Ждем рассмотрения уже на днях.

Вы как-то пытались донести до Администрации президента мысль, что недостаточно продвигать только валютную либерализацию без, например, законопроекта о защите прав кредиторов, который безрезультатно лежит в парламенте с 2016 года? 

Олег Чурий: Мы всегда стремимся донести свою позицию. Но как госорган можем действовать исключительно в рамках своих полномочий.

Да, понятно, что вы не можете заставить депутатов голосовать, но у собирательного “президента” в этом смысле все-таки больше влияния на парламент.

Мария Репко: Ну, вот появились “35 приоритетных законов Гройсмана”. Защита прав кредиторов туда тоже входит, то есть все-таки есть какое-то движение.

Олег Чурий: Да, защита прав кредиторов – это один из критично важных законопроектов. Еще один – законопроект о деривативах Нацкомиссии по ценным бумагам, которому уже, кажется, 2,5 года. Он тоже приоритетный – валютный рынок не может развиваться без рынка деривативов.

И вот он, как и защита прав кредиторов, уже 2,5 года как “приоритетный”, но не более того. Вы не боитесь, что с валютным законом повторится такая же история? 

Мария Репко: Я думаю, что нет.

Потому что за него взялся президент?

Мария Репко: Сейчас все заинтересованы в облегчении движения капитала. Ну и властям – президенту, правительству – нужно показать какой-то результат, продемонстрировать, что условия ведения бизнеса улучшились. Поэтому я думаю, что у валютного закона хорошие шансы, которые только увеличатся, если его усовершенствовать.

Олег Чурий: С деривативами вообще отдельная история. Мы считаем, что закон получился слишком обширным: там не только деривативы, но и рынок газа, товарные рынки. Поэтому мы давно предлагаем тему деривативов выделить в один закон – в такой редакции ему проще будет пройти через парламент.

Но получается, что даже если валютный закон примут, он не даст ожидаемого эффекта без остальных изменений в законодательство.

Олег Чурий: Эти законопроекты невозможно принимать комплексно – они все-таки описывают разные вещи. Как говорится, как съесть слона? Слона надо есть по частям, его нельзя проглотить.

Мария Репко: Кстати, есть же принципиальная оговорка, что валютный закон должен быть принят только в комплексе с законами BEPS. В противном случае ограничения не отменят. Это тоже один из камней преткновения.

ПОЛЕЗНЫЕ ДАННЫЕ: BEPS (Base Erosion and Profit Shifting) – план действий, разработанный Организацией экономического сотрудничества и развития, по противодействию размыванию налогооблагаемой базы и выводу прибыли из-под налогообложения. План состоит из 15 шагов, минимальный стандарт для каждой страны – участницы ОЭСР – выполнение 4 из 15 пунктов. Украина взяла на себя обязательство выполнить программу-минимум до 1 января прошлого года. В мае 2017-го Минфин представил дорожную карту по реализации плана в Украине.  

Олег Чурий: Философия валютной либерализации основана на том, что мы предлагаем свободное движение капитала в обмен на честную уплату налогов и транспарентное ведение бизнеса в стране. Если у компаний есть налоговые стимулы прятать бизнес в офшорах, то никакой либерализацией мы не заставим его заводить деньги в Украину. Поэтому, да, мы считаем, что окончательная валютная либерализация возможна только при условии, что у нас будет соответствующее налоговое законодательство – не репрессивное, но стимулирующее. И законы, основанные на принципах противодействия BEPS, не панацея. Необходим еще и обмен финансовой информацией между налоговыми органами стран.

Каковы шансы у законов BEPS в парламенте?

Олег Чурий: Без нулевой декларации – крайне малы. Мы понимаем, кем представлен депутатский корпус: без амнистии капиталов они никогда не согласятся на законы BEPS и обмен налоговой информацией между разными юрисдикциями.

Об инвестициях

Мария Репко: В этом-то и проблема: мы поставили валютную либерализацию в зависимость от того, примут ли депутаты себе нулевую декларацию или согласятся ли создать себе проблемы с офшорами. Это вопрос микроскопа и гвоздей. Почему Нацбанк пытается ввязаться в вопросы, которые должна решать налоговая инспекция?

Олег Чурий: Потому что невозможно обеспечить свободное движение капитала, если у тебя есть налоговые льготы в других юрисдикциях.

Мария Репко: В Европе же как-то обеспечивают. Налоговые льготы есть даже в отдельных швейцарских кантонах, например.

Олег Чурий: Да, но у них есть и обмен налоговой информацией. Швейцария сотрудничает с налоговыми органам США – это о чем-то, да говорит. Нацбанк не живет на отдельной планете, нам нет смысла концентрироваться на отдельных проблемах и игнорировать все остальное. Полная либерализация без изменения в налоговом законодательстве приведет к одному итогу – к массовому оттоку капитала из страны. У него не будет стимулов оставаться здесь из-за недостаточного уровня защиты прав кредиторов и отсутствия способов остановить отток, потому что нет обмена налоговой информацией.

Мария Репко: Зато есть ставка 17%. И иностранцы покупают наши ОВГЗ через посредников и производные бумаги в гривне…

Олег Чурий: Это отдельная история. Мы сейчас активно работаем над открытием связки с международным депозитарием – купить ОВГЗ в Украине иностранцы смогут напрямую. Я думаю, это будет трейд года.

Если можно, поподробнее, для тех, кто не особо в курсе: как это происходит сегодня и как будет?

Олег Чурий: Сейчас иностранцы могут инвестировать в украинские гособлигации через хранителя – таких структур у нас на рынке несколько. Для этого надо открыть счет в одном из них – но по ряду причин, в том числе и в силу требований финмониторинга, сделать это довольно трудно. Сама подготовка инфраструктуры для инвестирования здесь напрямую занимает у иностранных инвесторов много времени: у одного из инвестбанков на это ушло полгода, у другого около года.

Выход – покупать у посредников? 

Олег Чурий: Да, купить у того, кто уже открыл счет в хранителе – так называемый деривативный инструмент. Но деривативный инструмент не столь привлекателен с точки зрения стоимости, как покупка напрямую. Например, облигации, которые недавно были выпущены под 16-17% годовых, у посредников продавались со ставкой около 13%. Эту маржу забирает себе банк, который раньше других создал себе инфраструктуру.

В этом году, я надеюсь, мы включим в эту схему международный депозитарий: он откроет счет в депозитарии НБУ, который выступает хранителем для государственных ценных бумаг. И дальше инвестор, который имеет счет в этом международном депозитарии, сможет купить через него ОВГЗ в течение часов, максимум – дней. Перед Украиной откроется громадный пул инвесторов, которые смогут инвестировать в ОВГЗ

Мария Репко. Да, спрос будет очень большой: инвестор нечасто видит госдолг под 16-17%, хотя мы и очень рисковая страна. Но это, кстати, поможет Минфину заместить валютный долг гривневым, что позитивно отобразится на финансовой стабильности страны: каждая девальвация гривни очень сильно увеличивает для нас стоимость обслуживания обязательств.

Олег Чурий: Действительно, это поможет снизить валютный риск для Минфина. Если сейчас посмотреть на композицию его долга, то он формально на 70% состоит из иностранной валюты. Но если отнять задолженность перед НБУ и госбанками, которые Минфин капитализировал, доля долга в инвалюте составит более 90%. Минфин это знает и работает над сокращением доли валютного долга.

Мария Репко: И это одна из причин, почему НБУ нужно запретить себе устанавливать ограничения: чтобы иностранные инвесторы могли нормально вложиться в ОВГЗ.

Олег Чурий: Мы никогда не вводили ограничения по ОВГЗ, даже на пике кризиса.

Если все-таки подвести итог, как будет выглядеть валютная либерализация в ближайшем будущем? Что точно отменят, какие ограничения точно останутся?

Олег Чурий: Как я говорил, в приоритете у нас ПИИ и экспорт-импорт, то есть вещи, которые прямо влияют на экономический рост. Когда мы снимем эти ограничения, наступит очередь кредитов и портфельных инвестиций. Потом – инвестиции за рубеж. Операции физлиц по всем теоретическим канонам снимаются в самую последнюю очередь и при наличии соответствующего налогового регулирования.

Мария, представим, что валютный закон принят. Каких действий от НБУ вы ожидаете прежде всего? 

Мария Репко: Если закон останется в таком виде, как сейчас, – это не самый лучший вариант. Многих такой исход разочарует. Если его таки примут, от НБУ хочется видеть последовательные и активные шаги по интеграции в мировые рынки.

Сергей Шевчук